Неточные совпадения
— А тебя как бы нарядить немцем да в капор! — сказал Петрушка, острясь над Селифаном и ухмыльнувшись. Но что за рожа
вышла из этой усмешки! И подобья
не было на усмешку, а точно как бы человек, доставши себе в
нос насморк и силясь при насморке чихнуть,
не чихнул, но так и остался в положенье человека, собирающегося чихнуть.
Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила,
не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз —
вышел нос, хватила в другой —
вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и,
не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!» Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей
не ворочал вовсе и в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь.
А уж куды бывает метко все то, что
вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских, ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что
не лезет за словом в карман,
не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя
нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног до головы!
Они, сказать правду, боятся нового генерал-губернатора, чтобы из-за тебя чего-нибудь
не вышло; а я насчет генерал-губернатора такого мнения, что если он подымет
нос и заважничает, то с дворянством решительно ничего
не сделает.
Однако несчастия никакого
не случилось; через час времени меня разбудил тот же скрип сапогов. Карл Иваныч, утирая платком слезы, которые я заметил на его щеках,
вышел из двери и, бормоча что-то себе под
нос, пошел на верх. Вслед за ним
вышел папа и вошел в гостиную.
Я немножко виноват перед ней, то есть так виноват, что
не должен бы и
носу к ним показывать; ну, а теперь она
выходит замуж, значит, старые счеты покончены, и я могу опять явиться, поцеловать ручки у ней и у тетеньки.
Последний, если хотел, стирал пыль, а если
не хотел, так Анисья влетит, как вихрь, и отчасти фартуком, отчасти голой рукой, почти
носом, разом все сдует, смахнет, сдернет, уберет и исчезнет;
не то так сама хозяйка, когда Обломов
выйдет в сад, заглянет к нему в комнату, найдет беспорядок, покачает головой и, ворча что-то про себя, взобьет подушки горой, тут же посмотрит наволочки, опять шепнет себе, что надо переменить, и сдернет их, оботрет окна, заглянет за спинку дивана и уйдет.
Тела почти совсем было
не видно, только впалые глаза неестественно блестели да
нос вдруг резким горбом
выходил из чащи, а концом опять упирался в волосы, за которыми
не видать было ни щек, ни подбородка, ни губ.
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже
не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено
выходить из дома, чтоб как-нибудь
не проболтался, что граф Милари и
носа не показывает в дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
Они
вышли с Матреной Павловной на паперть и остановились, подавая нищим. Нищий, с красной, зажившей болячкой вместо
носа, подошел к Катюше. Она достала из платка что-то, подала ему и потом приблизилась к нему и,
не выражая ни малейшего отвращения, напротив, так же радостно сияя глазами, три раза поцеловалась. И в то время, как она целовалась с нищим, глаза ее встретились с взглядом Нехлюдова. Как будто она спрашивала: хорошо ли, так ли она делает?
Смотритель, человек уже старый, угрюмый, с волосами, нависшими над самым
носом, с маленькими заспанными глазами, на все мои жалобы и просьбы отвечал отрывистым ворчаньем, в сердцах хлопал дверью, как будто сам проклинал свою должность, и,
выходя на крыльцо, бранил ямщиков, которые медленно брели по грязи с пудовыми дугами на руках или сидели на лавке, позевывая и почесываясь, и
не обращали особенного внимания на гневные восклицания своего начальника.
Но князь чуть
не задохся в собачьей атмосфере и спешил
выйти вон, зажимая
нос платком, опрысканным духами.
Наконец карета у крыльца. Тетеньки вылезают из нее и кланяются отцу, касаясь рукой до земли, а отец в это время крестит их; потом они ловят его руку, а он ловит их руки, так что никакого целования из этого взаимного ловления
не выходит, а происходит клеванье
носами, которое кажется нам, детям, очень смешным. Потом тетеньки целуют всех нас и торопливо суют нам в руки по прянику.
Иногда по двору ходил, прихрамывая, высокий старик, бритый, с белыми усами, волосы усов торчали, как иголки. Иногда другой старик, с баками и кривым
носом, выводил из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она,
выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня. Хромой звонко шлепал ее ладонью, свистел, шумно вздыхал, потом лошадь снова прятали в темную конюшню. И мне казалось, что старик хочет уехать из дома, но
не может, заколдован.
Казалось бы, вальдшнепу неловко бегать и особенно летать в лесу; он, кажется, должен цепляться за сучья и ветви длинным
носом и ногами, но на деле
выходит не то: он так проворно шныряет по земле и по воздуху в густом, высоком и мелком лесу, что это даже изумительно.
— Ну, это он врет! — сказал Кишкин. — Он, значит, из пяти верст
вышел, а это
не по закону… Мы ему еще утрем
нос. Ну, рассказывай дальше-то…
— Кривят же, однако, нисколько
не стесняются этим!.. Или теперь вот их прокурорский надзор, — продолжал Виссарион, показывая уже прямо на брата, — я решительно этого
не понимаю, каким образом какой-нибудь кабинетный господин может следить за преступлениями в обществе, тогда как он
носу из своей камеры никуда
не показывает, — и
выходит так, что полиция что хочет им дать — дает, а чего
не хочет — скроет.
— Ты все смеешься. Но ведь я от тебя ничего никогда
не слыхал такого; и от всего вашего общества тоже никогда
не слыхал. У вас, напротив, всё это как-то прячут, всё бы пониже к земле, чтоб все росты, все
носы выходили непременно по каким-то меркам, по каким-то правилам — точно это возможно! Точно это
не в тысячу раз невозможнее, чем то, об чем мы говорим и что думаем. А еще называют нас утопистами! Послушал бы ты, как они мне вчера говорили…
— Тогда хлопотала, а теперь оставит Яшеньку с
носом и только, — засмеялась m-lle Эмма. —
Не дорого дано… Да я на месте Луши ни за что
не пошла бы за эту деревянную лестницу… Очень приятно!.. А ты слышала, какой подарок сделал доктор Луше, когда она изъявила желание
выйти за него замуж?
В нем как-то все было
не к месту, точно платье с чужого плеча: тонкие ноги с широчайшими ступнями, длинные руки с узкой, бессильной костью, впалая чахоточная грудь, расшатанная походка, зеленовато-серое лицо с длинным
носом и узкими карими глазами, наконец вялые движения, где все
выходило углом.
М.М. Чемоданов улыбался и набрасывал проекты карикатур такие, что комар
носа не подточит. В каждом номере журнала появлялись такие карикатуры, смысл которых разгадывался уже тогда, когда журнал
выходил в свет. В большинстве это были политические карикатуры.
Я отступил. Я убежден был как дважды два, что без катастрофы он оттуда
не выйдет. Между тем как я стоял в полном унынии, предо мною мелькнула опять фигура приезжего профессора, которому очередь была
выходить после Степана Трофимовича и который давеча всё поднимал вверх и опускал со всего размаху кулак. Он всё еще так же расхаживал взад и вперед, углубившись в себя и бормоча что-то себе под
нос с ехидною, но торжествующею улыбкой. Я как-то почти без намерения (дернуло же меня и тут) подошел и к нему.
Тем
не менее Порфирий Владимирыч
вышел из папенькинова кабинета взволнованный и заплаканный, а Павел Владимирыч, как «истинно бесчувственный идол», только ковырял пальцем в
носу.
Вторая копия у меня
вышла лучше, только окно оказалось на двери крыльца. Но мне
не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями: в окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный
нос. У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
Матвею стало грустно,
не хотелось уходить. Но когда,
выходя из сада, он толкнул тяжёлую калитку и она широко распахнулась перед ним, мальчик почувствовал в груди прилив какой-то новой силы и пошёл по двору тяжёлой и развалистой походкой отца. А в кухне — снова вернулась грусть, больно тронув сердце: Власьевна сидела за столом, рассматривая в маленьком зеркальце свой
нос, одетая в лиловый сарафан и белую рубаху с прошвами, обвешанная голубыми лентами. Она была такая важная и красивая.
Из переулка, озабоченно и недовольно похрюкивая,
вышла свинья, остановилась, поводя
носом и встряхивая ушами, пятеро поросят окружили её и, подпрыгивая, толкаясь, вопросительно подвизгивая, тыкали мордами в бока ей, покрытые комьями высохшей грязи, а она сердито мигала маленькими глазами, точно
не зная, куда идти по этой жаре, фыркала в пыль под ногами и встряхивала щетиной. Две жёлтых бабочки, играя, мелькали над нею, гудел шмель.
— Так делают одни только бесчестные люди, одни подлецы! — кричала Анфиса Петровна с крыльца в совершенном исступлении. — Я бумагу подам! вы заплатите… вы едете в бесчестный дом, Татьяна Ивановна! вы
не можете
выйти замуж за Егора Ильича; он под
носом у вас держит свою гувернантку на содержании!..
Никто, однако ж,
не решался «
выходить»; из говора толпы можно было узнать, что Федька уложил уже лоском целый десяток противников; кого угодил под «сусалы» либо под «микитки», кого под «хряшки в бока», кому «из
носу клюквенный квас пустил» [Термины кулачных бойцов. (Прим. автора.)] — смел был добре на руку. Никто
не решался подступиться. Присутствующие начинали уже переглядываться, как вдруг за толпой, окружавшей бойца, раздались неожиданно пронзительные женские крики...
Крики бабы усиливались: видно было, что ее
не пропускали, а, напротив, давали дорогу тому, кого она старалась удержать. Наконец из толпы показался маленький, сухопарый пьяненький мужичок с широкою лысиною и вострым
носом, светившимся, как фонарь. Он решительно
выходил из себя: болтал без толку худенькими руками, мигал глазами и топал ногами, которые, мимоходом сказать, и без того никак
не держались на одном месте.
Человеку дан один язык, чтоб говорить, и два уха, чтобы слушать; но почему ему дан один
нос, а
не два — этого я уж
не могу доложить, Ах, тетенька, тетенька! Говорили вы, говорили, бредили-бредили — и что
вышло? Уехали теперь в деревню и стараетесь перед урядником образом мыслей щегольнуть. Да хорошо еще, что хоть теперь-то за ум взялись: а что было бы, если бы…
Оглядываюсь — Игнат. Он значительно смотрит на меня и кладет четыре пальца себе на губы. Жест для понимающего известный: молчи и слушай. И тотчас же запускает щепоть в тавлинку, а рукой тихо и коротко дергает меня за рукав. Это значит:
выйди за мною. А сам, понюхав, зажав рот, громко шепчет: «Ну, зачихаю», — и
выходит в коридор. Я тоже заряжаю
нос, закрываю ладонью, чтобы тоже
не помешать будто бы чиханьем, и иду за Игнатом. Очень уж у него были неспокойные глаза.
Не отходи же ты от меня!» Перед вечером зашел доктор и,
выходя, только губами подернул, да махнул около
носа пальцем.
Кочкарев. Он
не заметил нас! Видел, с каким длинным
носом вышел?
Я помнил, что я арестован, и нарушить данного слова отнюдь
не хотел. Но ведь могу же я в коридоре погулять? Могу или
не могу?.. Борьба, которую возбудил этот вопрос, была тяжела и продолжительна, но наконец инстинкт свободы восторжествовал. Да, я могу
выйти в коридор, потому что мне этого никто даже
не воспрещал. Но едва я высунул
нос за дверь, как увидел Прокопа, несущегося по коридору на всех парусах.
Зная драчливый характер Петрушки, Ванька хотел встать между ним и доктором, но по дороге задел кулаком по длинному
носу Петрушки. Петрушке показалось, что его ударил
не Ванька, а доктор… Что тут началось!.. Петрушка вцепился в доктора; сидевший в стороне Цыган ни с того ни с сего начал колотить Клоуна, Медведь с рычанием бросился на Волка, Волчок бил своей пустой головой Козлика — одним словом,
вышел настоящий скандал. Куклы пищали тонкими голосами, и все три со страху упали в обморок.
И в первые же дни вся эта компания, с большой неохотой допущенная Жегулевым, обособилась вокруг Васьки Соловьева; и хотя сам Васька был неизменно почтителен, ни на шаг
не выходил из послушания, а порою даже приятно волновал своей красивой щеголеватостью, но
не было в глазах его ясности и дна: то выпрет душа чуть
не к самому
носу, и кажется он тогда простым, добрым и наивно-печальным, то уйдет душа в потемки, и на месте ее в черных глазах бездонный и жуткий провал.
Тут я
вышел из оцепенения и взялся за ее пульс. В холодной руке его
не было. Лишь после нескольких секунд нашел я чуть заметную редкую волну. Она прошла… потом была пауза, во время которой я успел глянуть на синеющие крылья
носа и белые губы… Хотел уже сказать: конец… по счастью, удержался… Опять прошла ниточкой волна.
Он мыкает их по горам, по задворкам, по виноградникам, по кладбищам, врет им с невероятной дерзостью, забежит на минуту в чей-нибудь двор, наскоро разобьет в мелкие куски обломок старого печного горшка и потом, «как слонов», уговаривает ошалевших путешественников купить по случаю эти черепки — остаток древней греческой вазы, которая была сделана еще до рождества Христова… или сует им в
нос обыкновенный овальный и тонкий голыш с провернутой вверху дыркой, из тех, что рыбаки употребляют как грузило для сетей, и уверяет, что ни один греческий моряк
не выйдет в море без такого талисмана, освященного у раки Николая Угодника и спасающего от бури.
— Извините, что я
не попрощался… — начал было Коротков и смолк. Хозяин стоял без уха и
носа, и левая рука у него была отломлена. Пятясь и холодея, Коротков выбежал опять в коридор. Незаметная потайная дверь напротив вдруг открылась, и из нее
вышла сморщенная коричневая баба с пустыми ведрами на коромысле.
Видят мужики: хоть и глупый у них помещик, а разум ему дан большой. Сократил он их так, что некуда
носа высунуть: куда ни глянут — всё нельзя, да
не позволено, да
не ваше! Скотинка на водопой
выйдет — помещик кричит: «Моя вода!» — курица за околицу выбредет — помещик кричит: «Моя земля!» И земля, и вода, и воздух — все его стало! Лучины
не стало мужику в светец зажечь, прута
не стало, чем избу вымести. Вот и взмолились крестьяне всем миром к Господу Богу...
Услышал милостивый Бог слезную молитву сиротскую, и
не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика. Куда девался мужик — никто того
не заметил, а только видели люди, как вдруг поднялся мякинный вихрь и, словно туча черная, пронеслись в воздухе посконные мужицкие портки.
Вышел помещик на балкон, потянул
носом и чует: чистый-пречистый во всех его владениях воздух сделался. Натурально, остался доволен. Думает: «Теперь-то я понежу свое тело белое, тело белое, рыхлое, рассыпчатое!»
Часто стала она говорить мне подобные речи, и смутился я от жалости к ней, страха за неё. С тестем у меня что-то вроде мира
вышло, он сейчас же воспользовался этим по-своему: тут, Матвей, подпиши, там —
не пиши. Предлоги важные — солдатство на
носу, второй ребёнок близко.
Тот всегда
выходит вместе с тобой на дело; идет по улице и вдруг начинает в
нос бормотать, таинственно: «Направо каменный особняк, Шпехт Арнольд Карлович, архитектор; непременно лично; будет сначала ругать скверными словами;
не смущайся, уговаривай его, как верблюда; пятерка».
Но мы беспрекословно уселись в широкую лодку, старик двинул ее багром, а Микеша толкал с
носа, шлепая по воде, пока она
не вышла на более глубокое место. Тогда и Микеша вскочил в нее и сел в весла.
Корней
не мог больше удерживать слезы и, вытирая глаза,
нос и седую бороду полою кафтана, отвернулся от немого и
вышел на крыльцо.
У порога этой двери стоял Абогин, но
не тот, который
вышел. Выражение сытости и тонкого изящества исчезло на нем, лицо его, и руки, и поза были исковерканы отвратительным выражением
не то ужаса,
не то мучительной физической боли. Его
нос, губы, усы, все черты двигались и, казалось, старались оторваться от лица, глаза же как будто смеялись от боли…
—
Не беспокойтесь, это ничего; тетенька мне сейчас сказала, что главные вещи сысканы. (Мадам Фритче проворчала что-то себе под
нос и
вышла вон.) И совсем
не надо было ходить в Polizei; но я никак
не могу утерпеть, потому я такая… Вы
не понимаете по-немецки?.. такая быстрая, immer so rasch! Но я уже
не думаю об этом… aber auch gar nicht!
Комар прилетел ко льву и говорит: «Ты думаешь, в тебе силы больше моего? Как бы
не так! Какая в тебе сила? Что царапаешь когтями и грызешь зубами, это и бабы так-то с мужиками дерутся. Я сильнее тебя; хочешь,
выходи на войну!» И комар затрубил и стал кусать льва в голые щеки и в
нос. Лев стал бить себя по лицу лапами и драть когтями; изодрал себе в кровь все лицо и из сил выбился.
Но бухта была закрытая, большая и глубокая, и отстаиваться в ней было безопасно. По крайней мере, Степан Ильич был в отличном расположении духа и, играя с доктором в кают-компании в шахматы, мурлыкал себе под
нос какой-то мотив. Старший офицер, правда, часто
выходил наверх смотреть, как канаты, но скоро возвращался вниз успокоенный: цепи держали «Коршун» хорошо на якорях.
Не тревожился и капитан, хотя тоже частенько показывался на мостике.
— Дура ты, Илька! — сказал он, вздыхая, когда они переходили мост, переброшенный через реку. — Дура! Назови меня лысым чёртом, если только ты
не выйдешь из этой деревни с
носом! Извини меня, дочка, но, честное слово, ты сегодня глупа, как пескарь!